— На девушке знатного рода, — продолжает король. — Родственнице Норфолков.
— Это Екатерина Говард? — перебиваю, пока хвастовство окончательно не превратило его в посмешище.
— Да.
— Желаю вам много-много счастья. Она…
В решающий момент не могу вспомнить подходящее английское слово. Хочу сказать «очаровательная», но выдавливаю из себя только «юная».
Мрачный взгляд.
— Мне это не помеха.
— Конечно же нет, я хотела сказать «прелестная».
Взгляд теплеет.
— Прелестная, — соглашается король. — Она нравилась тебе, пока была фрейлиной.
— Конечно, с ней всегда было приятно беседовать, она милая девушка.
Чуть не сказала — милое дитя.
— Она — мой цветок, моя роза.
Ужас, его глаза полны слез, старому вояке сентиментальность не к лицу.
— Моя роза без шипов, — хрипит король, — наконец-то я ее нашел, эту женщину я ждал всю жизнь.
Странная идея. Ну что тут скажешь? Ни по-английски, ни по-немецки мне нечего ответить. Он ждал ее всю жизнь? Не так уж терпеливо он ждал. За долгие годы ожидания он бросил трех, нет, четырех жен, считая меня. К тому же Екатерина Говард ничем не напоминает розу без шипов. В крайнем случае ромашку — миленькая, свеженькая, но совершенно обыкновенная. Слишком заурядная для королевы.
— Вы будете очень счастливы, — повторяю я.
— Думаю, у нас будет ребенок, — шепчет король, наклонившись ко мне. — Ш-ш-ш, еще рано говорить. Но она такая молодая, к тому же из плодовитой семьи. Она почти уверена.
Мне претит эта самодовольная доверительность. Меня купили, уложили к нему в постель, заставили терпеть безнадежную возню, он наваливался на меня, ласкал живот, теребил грудь — и все без толку. А теперь я должна поздравлять его с тем, что со следующей девчонкой получилось?
— Пора обедать.
Это избавляет меня от замешательства. Встаем, король подает мне руку, словно мы еще женаты, ведет в главную залу. Ричмондский дворец, любимый дворец отца короля, теперь мой. Король занимает трон на возвышении, а мое место поодаль, чтобы напомнить всему миру — я больше не королева, все изменилось, никогда не сидеть мне бок о бок с королем.
Сама я в напоминаниях не нуждаюсь.
ЕКАТЕРИНА
Хэмптон-Корт, август 1540 года
Посмотрим, посмотрим, что у нас тут? Восемь новых платьев и сорок (сорок! просто не верится!) еще не готовы. Я подгоняю портних — моя цель отныне надевать каждый день новое платье, больше того, менять наряды по три раза в день. Начиная с сегодняшнего дня — и до самой смерти. Три платья в день, сотни за год… А за всю жизнь? Скажем, я проживу еще лет пятьдесят… нет, не могу сосчитать, но очень много. Тысячи.
Бриллиантовый воротник, такие же манжеты и подходящие серьги.
Соболя точно такие же, как у нее, даже лучше — мех гуще и блестит сильнее. Леди Рочфорд согласна — мои соболя лучше. Прекрасно, одной заботой меньше.
Собственная барка, подумать только! Собственная барка, и на борту вырезан мой девиз. Да, у меня есть свой девиз: «Лишь по его воле». Это сочинил дядя, бабушка говорит — он, право же, через край хватил. А король одобрил — он сам думает точно так же. Я сначала не поняла; оказалось, это значит — у меня нет своей воли, я слушаюсь только короля. Мужчинам такое нравится. Мы преданы друг другу душой и телом. Какой дурак в это поверит?
Покои королевы в Хэмптон-Корте теперь мои! Невероятно! Совсем не так давно я была фрейлиной, а теперь у меня свои собственные придворные дамы. Постель, где королева засыпала и просыпалась, теперь моя. На турнире королевская ложа украшена теми же самыми занавесями, но они теперь мои. Я сразу же решила заказать новые. Обойдусь без чужого наследства, не хочу с этим мириться и не буду. Генрих сказал — что за расточительность, киска, эти занавеси висят в ложе со времен первой королевы. А я ответила — вот почему их давно пора сменить. И — voila! — теперь у меня новые занавеси.
У меня полный двор фрейлин, некоторых я выбрала сама. Во всяком случае, это дамы моего рода. Даже леди Маргарита Дуглас — моя придворная дама, а она почти принцесса, сам король ее опекун. Надо сказать, толку от нее немного. Задирает нос, будто королева. Есть и герцогини. Мачеха, две сестры, еще не меньше дюжины женщин по фамилии Говард — дядюшка постарался. Никогда не знала что у меня столько родни. Остальные — старые подружки по Норфолк-Хаусу. Каждая не прочь урвать свою долю, раз мне так сказочно повезло. Теперь-т? со мной считаются, не то что раньше. Я сказала прямо: мы можем остаться друзьями, только не забывайтесь — королева требует уважения.
У меня появились две комнатные собачки, я назвала их Генри и Фрэнсис, в память о прежних поклонниках — Генри Мэноксе и Фрэнсисе Дирэме. Шутку оценили только Агнесса и Джоанна, ведь они жили со мной в Норфолк-Хаусе и сразу поняли, кого я имею в виду. Каждый раз, когда я подзываю собачек, мы втроем прыскаем от смеха — подумать только, эти парни ухаживали за мной, а досталась я королю Англии. Помнят ли они, как залезали мне под юбку? Даже подумать стыдно. Надеюсь, они тоже вспоминают меня с удовольствием.
Что еще? Конюшня, полная лошадей, моих собственных. Любимая кобыла по кличке Бесси. Чтобы она не застоялась и не разжирела, ее выезжает очаровательный мальчишка-конюх по имени Джонни. Помогая мне слезть с седла, он краснеет как мак. Одно удовольствие помедлить, не сразу убрать руки с его плеч и любоваться, как у него пылают щеки.
Будь я просто тщеславной дурочкой, как упорно считает дядя (благодарение Богу, я совсем не такая), у меня закружилась бы голова от лести. Все, начиная с конюха Джонни и кончая архиепископом Гардинером, твердят: такой прекрасной жены у короля еще не было. Самое удивительное, что это почти правда. Все говорят, я самая красивая королева на свете. Невелика заслуга, если оглядеть христианский мир. Говорят еще, король никого так не любил, вот это правда, он сам так говорит. Говорят, весь двор от меня без ума. Это точно, меня постоянно забрасывают любовными записочками, просьбами, обещаниями. Благородные кавалеры нравились мне и раньше, они ухаживали, надеялись на свидание, а теперь они мои придворные и обожают меня издали. Это совершенно восхитительно. Король по утрам и вечерам посылает ко мне Томаса Калпепера — обменяться приветствиями. Вот уж кто по уши влюблен! Дразню его, насмешничаю, а он глаз с меня не сводит. Ужасно приятно! Прекраснейшие юноши страны сопровождают меня повсюду — сражаются на турнирах в мою честь, танцуют со мной, охотятся, устраивают для моего развлечения маскарады, плавают со мной по реке. Ходят на задних лапках ради одного моего благосклонного взгляда. А король, благослови его Бог, только и говорит: «Беги, детка, потанцуй». А сам улыбается, словно добрый дядюшка, и смотрит, как кавалеры, один другого краше, кружат меня в танце. Потом я возвращаюсь, усаживаюсь с ним рядом, и король шепчет: «Как ты прекрасна, детка, все в тебя влюблены, а досталась ты мне».
Это сбывшаяся мечта. В жизни не была так счастлива. Даже не думала, что такое счастье возможно. Словно вернулось детство, которого у меня никогда не было, — вокруг старые и новые друзья, все деньги мира к моим услугам, прекрасные юноши жаждут моего внимания. И главное — нежный, любящий, добрый отец. Охраняет меня, никому не позволит обидеть. Всю жизнь будет подыскивать все новые и новые развлечения и подарки. Я — счастливейшая девушка в Англии! Так я и сказала королю. Он рассмеялся, потрепал меня по подбородку и заявил — лучшая девушка в Англии, несомненно, это заслужила.
Это правда. Удовольствие я честно заработала, потому что не ленюсь и по мере сил исполняю свой долг. Скучные дела, конечно, оставляю другим. Лорд камергер сам принимает прошения о помощи и правосудии, мне это ни к чему, все равно я не знаю, как поступать с этими обездоленными нищими, бездомными монахинями и обиженными священниками. Благодаря хлопотам леди Рочфорд в моих покоях все идет не хуже, чем при королеве Анне. А вот службу при короле мне приходится нести самой. Он хоть и стар, но пылок. Тем не менее дельце отнюдь не легкое. Во-первых, преклонный возраст, во-вторых, непомерная толщина. Помогаю как могу, вспомнила все уловки. Раздеваюсь, не задув свечи. Притворяюсь, что сама потеряла голову от страсти. Шепчу ему на ухо разные глупости, которым так хочется верить, — ни один придворный кавалер не сравнится с ним, презираю юнцов, их глупость, их дешевые желания, мне нужен настоящий мужчина. Если король пьян или слишком устал, вспоминаю, чему учил меня мой дорогой Фрэнсис, и просто усаживаюсь на него верхом. Ему нравится, раньше такое с ним делали только шлюхи, это запретное удовольствие, почему-то не угодное Богу. Красавица жена ведет себя как девка с рынка — скачет голая, волосы разметались по плечам, стонет от страсти. Его это страшно возбуждает. Я, собственно, не жалуюсь. Так даже приятнее, чем под ним, — не так тяжело, не так воняет. От запаха гниющей раны на ноге мне вообще становится дурно.